Ещё в моём казанском детстве был Мурзик, потом был Митя. Оба восхитительные дворяне, в смысле дворовые.

 Мурзик был славен полной своей безголосостью. Шипел, когда дрался, а мяукать – ни-ни. Подобие голоса прорезалось у него, только когда мама разделывала мясо. Он влетал на кухню и издавал отчаянный горловой писк. Мясо было по талонам, но мама, впечатлённая этим аудио, выдавала коту просимое.

 А Митя обладал редкой способностью издавать два звука одновременно. Как-то нам подарили игрушку, сделанную из настоящих куриных перьев. Видимо, там остался живой цыплячий запах, потому что Митя кровожадно вцепился в изделие и, взрыкивая как лев, стал раздирать. Перья полетели по всей комнате, и я схватила его за шкирку, призывая к порядку. Тут он запел дуэтом: одновременно пищал (чтобы я его выпустила) и урчал упоённо (от восторга раздирания жертвы).

 Потом, уже в израильской нашей жизни, был Фырка. Его притащил со двора сын Серёжа, первоклассник. Мы жили тогда в технионовской квартире – сначала мы вдвоём с Серёжей, потом появился муж Боречка, а потом кот. Почему Боречка, уменьшительно? Потому что так он просил звать себя – ласково – и это прижилось. А Фыркой кота окрестила я, и имя тоже прижилось, и вот почему. Это дымчато-серое создание усаживалось напротив собеседника, устанавливало визуальный контакт и блаженно запевало: фрр-рр-рр. Песня длилась, пока шла игра в гляделки, и собеседнику было ясно – созерцание есть счастье.

Помню, Серёжа пытался альтернативно звать кота на ивритский манер Офри («афОр» на иврите – серый). Эта кличка не нашла употребления, что доказывает примат души над телом. Серёжина кличка отражала внешность, а моя – личность.

Помню также, что сначала мне не очень хотелось брать зверюшку в дом, при полной нашей неустроенности. Но Боречка справедливо заметил: Сергею обязательно нужно быть главнее кого-то. У Сергея вскоре появился второй младший по званию – девочка Аня. Мы жили уже в другом городе, Фырки с нами не было, но в рассказах наших он фигурировал. Когда детсадовская Аня, дурачась, бегала на четвереньках, она вопила: «Я Фырка!.. Меня Серёжка принёс!..»

 Итак, были в моей жизни четвероногие, и очень славные. Но все они были прелюдией и подготовкой к Ней.

Она – это Ксюша, единственная урождённая канадка в нашей семье. Как всё хорошее в жизни, её появление было отмечено и случайностью и закономерностью. Компания, в которой я работала тогда, делала проект для телегиганта Роджерса. Меня временно к этому заказчику направили, а там оказался сисадмин Алекс. Уже по имени-должности было понятно, что нашего поля ягода. В североамериканском хайтеке «русские» довольно быстро знакомятся и начинают доверительно беседовать, а «русские через Израиль» – тем более. Вскоре я услышала от Алекса следующее:

– Слушай, моя жена собирается разводить котят.

– ??

– Знаешь, анекдот такой есть: «Как вы разводите котят? – Да очень просто, три котёнка на ведро воды».

– Фу, мерзкий анекдот какой.

– Нет, серьёзно, вам котёнок не нужен? Наша кошка скоро окотится, жена допустила это безобразие...

– А может, и нужен, дай мне пару дней подумать и дома обсудить.

 Дома этот вопрос обсуждался и раньше, и постепенно становилось ясно, что без кота жизнь не та.

Первый натиск пришлось выдержать от семилетней Ани, когда мы переезжали со съёмной квартиры в собственный (о счастье!) дом. Как только переезд обозначился, она завела со мной строгую хозяйственную беседу: «Знаешь, мама, это ведь не многоэтажка, где мы сейчас живём.

Это дом на земле, и там могут быть мыши. Нам нужен кот, иначе с мышами не справиться...»

Вторым толчком был намёк судьбы: друзья уезжали в отпуск и оставили нам кота на неделю. Кота звали Соболь, за особое качество шкуры. Когда они забирали его обратно, соболиная шкура и наши глаза потускнели от расставания.

Эти же друзья рассказали, где они взяли его. Оказывается, есть такой специальный китаец, который разводит о-о-очень пушистых котов.

И вот – Алекс с его предложением.

 Боречка сразу вдохновился: ну вот и классно, зачем нам китайцы, нам нужен котёнок из хорошей еврейской семьи. Боречка никаким боком не еврей, заметим в скобках.

При ближайшем рассмотрении хорошей оказалась не только хозяйская семья, но и собственно киса-мама. Она была не просто домашняя, а почти очеловечившаяся. Хлеб ела с рук, а когда пришло время окотиться – родила на глазах у хозяев, не пряталась в угол.

Ксюшину маму формально звали Василисой, а по правде Васькой. Дело в том, что Алекс и его жена Алёна взяли котёнка, считая его мальчиком. В положенный срок повезли к ветеринару кастрировать. Ветеринар открыл им великую тайну: дорогие котовладельцы, у вас девочка. Её можно перевязать, только у девочек это делается позже и стоит дороже. Но кастрировать Алёне уже расхотелось, она подумала: ага, теперь у нас могут быть котята...

Я люблю в людях радостную дурь, я и сама без этого качества – никуда.

 Ксюша была наилюбимейшей нашей расцветки, этакий серый полосатый тигрик, плебейский аристократ. Полоски были у неё очень выраженные. Гости, желающие проявить пиетет, утверждали, что у нас породистое животное, бенгал. Мы не возражали...

 Мой день начинался с Ксюши: она приходила под дверь нашей спальни требовать меня.

Что же тут необычного, скажете, – кошки всегда приходят утром к тому, кто кормит, и в дверь скребутся. Но, во-первых, приходила она не только за едой. Бывало, что я и до рассвета насыпала ей корм, а она всё равно поутру хотела общаться. А во-вторых, она никогда не скреблась в дверь. Между дверью и полом был зазор, и в этот зазор она просовывала лапу с когтями, пыталась достать меня из комнаты. Она свято верила и в мою способность распластаться до толщины щели, и в свою способность меня вытащить.

 Мы с ней перекликались, аукались. У собак есть команда «голос», но это совсем не то – мы общались как два уважающих друг друга индивида. Например, я наверху, а она внизу, в бейсменте. Даю позывные «Ксюндель!» – она выходит на лестницу, поднимает ко мне голову, говорит «Мя!» – «тут я!» – и обратно в бейсмент. Всё это с полной взаимностью: она тоже проверяла моё присутствие позывным мявом, и я тоже откликалась.

 Жизнь в доме окрасилась новыми красками. Ане в школе задали сочинение на тему «Моя семья». Можно ли удивляться, что наша тигра была там на первом месте. В том же сочинении воздавалось должное педагогическим достижениям главного члена семьи. «Ксюша научила меня шевелить ушком. Я смотрела, как она это делает, и теперь тоже умею».

– Аня, ты хочешь сказать, что ты научилась у неё?

– Нет, это она меня научила!

 Однажды мы были в компьютерном магазине вместе с Боречкой и нашим другом Олегом, покупали что-то необходимое. Я углядела новинку: плоский монитор, тогда они только появились на рынке. Мне очень его захотелось: незадолго до этого я вернулась из командировки в Индию, а в тамошнем офисе именно на таких экранах и работали. (В Индии был новый офис и оборудование тоже самое новое). Боречка был против этой покупки: зачем тратить деньги, если старый монитор работает нормально. А я просто загорелась: чем я хуже индусского подростка с его двухгодичными профкурсами!

– Боря, что это за спор такой на 200 долларов? – вмешался Олег, желающий поскорее выбраться из магазина. – Ты разве не видишь? Женщина хочет.

– Хорошо, но пусть объяснит зачем, – настаивал Боречка.

– Ну чем я хуже индусского подростка? – упиралась я.

Тогда Олег подошёл с другого конца.

– Вита, – осторожно спросил он, – а у тебя Ксюша разве не сидит на мониторе? Разве не садится время от времени на тот, что есть у тебя сейчас – устаревший, выпуклый, тёплый как печка?

 Вопрос был закрыт. Мне больше не нужен был навороченный плоский экран: на его остром ребре даже игрушечный котёнок не поместится, не то что наша Самая в мире Полосатая.

 Окотилась Ксюша дважды. В первый раз у неё было три котёнка, во второй шесть. Первого кавалера мы знали, этот мордатый сероватый нередко приходил к нам во двор, и котята серые получились. Зато во второй раз Ксюндя, видимо, познакомилась со всеми окрестными мачо, потому что котята были всех мыслимых расцветок. Оба раза роды принимал Серёжа, и особенно акушерство пригодилось во второй раз – шестой котёнок родился на несколько часов позже остальных.

 Ксюша была эмпирическим философом нашего быта.

Вскоре после появления второй команды котят в бейсменте потребовался ремонт, и целый день сверлила дрель. Кошачья коробка стояла под диваном, и до них даже пыль не могла долететь. Но наша мать-героиня восприняла сам шум как опасность. Она стала таскать котят наверх, где не было шума, и прятать их под кроватями в наших спальнях. Вот это действительно было опасно: на них могли наступить или уронить что-то.

Мы пробовали возвращать котят на место – не сработало. Принесли всю кошачью коробку наверх, поставили в угол – не помогло и это. Дивана-укрытия подходящего наверху не было... Боречка догадался накрыть коробку какой-то картонкой, чтобы внутри было темно. Тогда наступило счастье: тигра наша успокоилась, котята улеглись спать всеми шестью головами.

Защитная способность картонки была воображаемой, как и опасность от звука дрели, но покой наступил.

– А вы разве не так живёте? – транслировала нам Ксюша. – Вы ведь тоже защищаетесь одними иллюзиями от других.

 Раздача слонов, извините, котят населению была отдельной эпопеей. И в первый и во второй раз мы озаботились сверхзадачей: отдаются котята в тёплые руки. Некоторые котята были необычных расцветок, и нам подсказывали, что умные люди таких продают. Так то ж умные, огрызались мы. Занялись этим делом все вчетвером, и успешно обкошатили всех поддавшихся друзей и знакомых. Были очень довольны выбором и преисполнились чувством выполненного долга.

После этого нас охватил ужас: а что мы будем делать со следующим помётом котят. Мы даже для трёх уже не найдём новых клиентов. А вдруг будет шесть или даже девять.

Обсуждали стерилизацию. Как-то жутко мне было отправлять Ксюндика под этот нож. Решили временно не пускать животное в загул.

 Однако что прикажете делать, когда наступает март.

В первом марте ксюшиного затворничества у меня было много конференций по телефону, я вела большой проект. (Тогда ещё не было видеоконференций, и участники могли только слышать друг друга). Открываю очередной аудиомост, там человек тридцать из Канады, Штатов, Индии. Я торжественно вещаю, что мы неуклонно движемся по пути технического прогресса. Для того чтобы наше движение было окончательно победоносным, сегодня мы исправим такие-то production issues, завтра такие-то, а далее...

А далее Ксюша, незаметно появившаяся на спинке моего стула, перегибается к телефонной трубке через моё плечо и орёт «Ми-а-а-а!!» И ни на какой язык переводить не надо, и весь Индокитай понимает, что она требует – «Кота-а-а!!».

Хохот и грохот, люди обмениваются впечатлениями о собственных мартовских котах. Я выражаю искреннюю надежду, что мне поверят: это не я так истошно вопила. В общем, сбила мне пафос момента засидевшаяся наша невеста. Зато напомнила всем участникам, что даже при самых важных проектах не следует забывать о любовных утехах.

 Муж несколько раз вызывался отвезти животное на стерилизацию, но я колебалась. Никто ведь из нас не хотел бы такой участи для себя… Тогда он проделал серьёзное исследование и пришёл ко мне с результатами.

 – Виточка, я, конечно, понимаю, что ты за сексуальные права всех, включая братьев наших меньших. Но вот смотри, что написано, чёрным по белому. Кошка – хищник, и ей гораздо важнее охотиться и убивать, чем это самое. Или даже имитировать охоту и убийство, причём на воле. А мы лишаем её этого, и всё потому, что ты не разрешаешь её перевязать.

 Я разрешила, и Ксюша снова вышла на свободу. Примечательно, что с котами она по-прежнему заводила знакомства, хотя и платонически. Социопатией явно не страдала.

 Был у нашей отрады один недостаток: она почти не умела мурлыкать – только чуть-чуть, иногда. Я проводила с ней идейно-воспитательную работу. Объясняла, что она должна взять на себя обязательство мурлыкать завтра громче, чем сегодня. Конечно, добавляла я, не каждый может достичь таких художественных высот, как израильтянин Фырка. Да, такое дано не каждому – но именно к этому надо стремиться.

 – Понимаешь, Наиполосатейшая? – спрашивала я, почёсывая пушок на шейке.

Янтарный глаз сверкал на меня в ответ, затем блаженно жмурился, и слышалось едва различимое «мрр-рр» – что-то получалось.

 Да, красавица наша не была виртуозом звукотворчества. Зато была гением звукослушания. Минут за пять до того, как кто-то из нас подъезжал к дому на машине, бежала вниз к крылечку – встречать. Отличала звук именно нашего мотора от всех других, слышала с огромного расстояния и даже в часы пик, когда по нашей улочке шёл поток.

 Маленькиая улочка – душа и плоть большого города. Именно здесь незнакомый континент становится знакомым и родным для заокеанского пришельца. Симпатизируем енотикам, но не пускаем их на чердак. Играем в «замри» со скунсом. Спрашиваем соседей: «Опоссума видели? Только что от нас к вам прошёл». Шелест, щебет, шумы – мы уже не помним, какие знаем с детства, а с какими сроднились в этих домах, в этом доме.

 А потом – всегда ведь происходит какое-нибудь потом – потом вышло так, что мне надо было бежать из собственного дома. Из двуногих в доме остался только Боря. Взять с собой Ксюшу было нельзя, и она осталась тоже. Я её видела, только когда возвращалась. Да, я возвращалась, сбежав, и убегала, вернувшись. И в тот момент, когда я сочла эту страницу наконец перевёрнутой, от Бори поступил новый сигнал, и я услышала в трубке:

– Виточка, ты Ксюшу не забирала? Она исчезла.

До сих пор простить себе не могу, что не поверила ему, сочла это очередной манипуляцией, чтобы вернуть меня, хоть на время поисков.

 Друзья утешали меня: ничего плохого с ней не случилось, её просто кто-то взял себе – такую хорошую кошку. Да, соглашалась я, такую хорошую...

 Утешали ещё: ну и что изменилось бы, если ты поверила? Её ты всё равно не нашла бы, просто втянулась бы в ещё одну итерацию: возврат-уход. Сколько ты рубила этот хвост по частям, хватит уже. Конечно, соглашалась я, зачем же по частям...

 Всё это было давно, и многое изменилось с тех пор в личном моём пространстве, видимом и невидимом. Многое рассыпалось, взорвалось, сгорело. Новое появилось на этих обломках – построилось, и выросло, и расцвело.

 Ксюша наверняка больше уже не беспокоит окрестности ни мявом и ничем другим. Что бы там ни случилось - много лет прошло, коты так долго не живут.

 Её точно нет, но я убеждена, что она есть. Странное убеждение, я ведь и в человечий-то рай не верю, не то что в кошачий. Но где-то в нереальной реальности отчётливо вижу: лезет под дверь серая мохнатая лапа. Выпускает когти с твёрдым намерением выцарапать, вытащить меня откуда-то, именно меня...