1

В помещении прачечной всегда сумрачно и много пара, окна открыты в любое время года, в непроглядном вонючем тумане слышен женский кашель, проступают силуэты прачек. 

Одежда на них мокрая - почти прозрачная, груди вываливаются. Снуют бородатые водоносы. 

На озере портомойня из брёвен. Туда таскают постиранное бельё мальчики-подростки. 

Среди них отрок Егорушка – сын одинокой красотки Акулины, к которой ходит приказчик. Он помогает Акулине деньгами и учит её сына грамоте – хороший мужик. 

На портомойне плоты и голые женские ноги, на которые невозможно налюбоваться. Дальше Егорушка тащит белье в сушильню, там оно парусится на верёвках, а умелые женщины с трясущимися грудями орудуют рубелем и скалкой, есть и чугунные утюги. Оттуда парня снова гонят в пар постирочной, и так по кругу…

Самая красивая среди прачек - мать Егорушки Акулина. Порой ему сниться про неё такое, что и на исповеди не расскажешь - стыдно. В конце концов пятнадцатилетний парень совсем замучился греховными мыслями. «Отступитесь, бесы», - всё время шептал он, и даже выучил молитвы, но ничего не помогало. 

И вот наконец это у него случилось - с замужней бабой у портомойни. Она затащила красивого паренька в кусты около озера, стянула ему порты, но не успела запихать в себя, как тот сразу оконфузился, забрызгав смеющуюся любовницу семенем. Остальные свидания были гораздо удачнее. 

Замужняя мещанка по имени Лизовета и её подруга бесстыжая Глафира Зыкова эксплуатировали Егорку в свое удовольствие. Любовники втроём раздевались догола в дырявом сарае и придавались бесстыдному греху. 

Однажды ночью Егорушка подкрался к спящей маме, но не решился лечь с ней. Сердце стучало в ушах, во рту пересохло от вожделения. Сгорая от желания, он вышел в сени и удовлетворил себя сам. 

Дальше так продолжаться не могло.

В это самое время он и встретил сбежавшего из Сибири праведника Громова. Это случилось тёплым вечером в начале осени на берегу Чухломского озера. Старец в длинных одеждах из сурового полотна, опираясь на посох, величественно восседал на прибрежном валуне и смотрел в свинцовые небеса. 

 Егорка не встречал таких глубоких и мудрых глаз даже у священников и невольно залюбовался странником.

- Здравствуй, юноша. Вижу, живёшь ты небогато.

- Где уж богато, отца нет, мать прачка.

- Когда ты нищий, остается надеяться лишь на царство божие. Иначе нет справедливости в этом мире. Для чего мы рождены? Страдать? Чтобы каждый барин нами помыкал? Чтобы потом и кровью добывать хлеб свой? Что же это за планида такая? Какой смысл в такой?

- А что такое царство божие? – заинтересовался парнишка.

- А ты садись рядом, я тебе и расскажу. Царство-то господа нашего Иисуса Христа - воистину спасение для праведников. Текут там молочные реки с кисельными берегами, а на деревьях растут пряники печатные, а вместо каменьев сыр, а в иной реке нектар. Амбросия с небес прямо в руки падает, словно снег, а коли ты её отведал, будешь вечно жить. 

И не придётся трудиться в поте лица, а только славить царя небесного, ибо настрадались в этой жизни голуби белые. А будет их сто сорок четыре тысячи рядом с агнцем в царстве том. Но не просто попасть туда.

- Я тоже хочу в царство небесное, – прошептал парнишка.

- Сказано в книге голубиной, которую писал сам Исус Христос, а читал сам Исай-пророк. Ровно три года читал, а прочитал из книги всего три листа.

Егорушка засмеялся

- Что же там сказано, отче?

- Сотворил бог небо со землею, сотворил бог Адама со Евою, наделил питанием во светлом раю и положил заповедь: не ись сладкий плод с одного только дерева виноградного. А через триста тридцать три годы прельстила их змея подколодная, принесла во рту ягод с дерева. И ели их Адам с Евою? и узнали, что такое грех. А грех - это блуд великий. И прогнал их бог из рая навсегда.

Тут Егорушка заплакал.

- Что, отрок, искушает тебя змея подколодная?

- Искушает, отче

- А хочешь в царство божие, хочешь испытать любовь господа нашего, бесконечную любовь его?

- Конечно, хочу! – вскрикнул Егорушка, чья жизнь в одно мгновение наполнилась смыслом и надеждой.

- Надо тебе убелиться, огненное крещение принять, а иначе не дадут тебе бесы в царство небесное проходу. Затаскают они тебя, замучают.

- Что мне нужно делать, отче?

- Потом узнаешь. А пока ответь мне: не знаешь ли, где найти голубицу белую по имени Татьяна Дмитриева?

- Так я знаю, отче!

Парнишка сразу понял, о ком идёт речь. Конечно, это дворовая Татьяна, что работает по хозяйству у дворян Катениных и слывёт самой набожной и скромной девкой, хоть в церковь и не ходит. 

Её часто приводила в пример мещанка Лизовета, с которой у Егорки блуд. После развратных утех, сдувая прядь волос с лица, одевая юбки и понёву, разгорячённая баба часто говорила: мол, попадём мы тут все в геенну огненную, Татьяна только в рай и отправится.

Проведя старца через торговую площадь, мимо уездных присутственных мест, он легко отыскал деревянный дом с колоннами на Галичской улице. 

Молодой барин Михаил Иванович Катенин как раз отъезжал от дома на дрожках — видимо, по делам.

Татьяна выносила ночной горшок Елизаветы Николаевны. Увидев старца, она оставила горшок посередь двора и подбежала к праведнику. 

 увидел небесной красоты лицо и сияющий взор. Всё в ней было ладно, только не было у девки выступающих грудей, а было плоско, словно у мужика какого.

 Жирный гусь, испугавшись внезапного движения, ринулся в сторону и опрокинул ночной горшок. «А ведь я к вам с делом-де важным: засылом пришел»,- отстранил голубицу Громов.

Татьяна повела дорогого гостя в людскую. Егорушка, как заворожённый, пошёл следом.

 

 

2

А Михаил Иванович в тот день встречал дорогого гостя – народника Пшеницына, который пожаловал в Чухлому рейсовым дилижансом. 

Вот вдали показалась большая пыльная карета, и Катенин привстал на дрожках. А вот и старый друг – мещанин Ефим Андреевич Пшеницын, человек идейный и просвещённый. 

Он убеждал Михаила Ивановича открыть в уездном городе Чухлома библиотеку. 

Гость, одетый по-простому, вылез последним и широко заулыбался, увидев предводителя дворянства. Потом снова углубился в дилижанс и вытащил дорожный мешок.

- Я вот хотел разных наливок привезть, да ты, друг, знаешь, более двадцати фунтов поклажи не дают взять. Поэтому только рябиновый спотыкач и ещё один по семейному рецепту. И то, знаешь, в правилах же сказано, что жидкости провозить нельзя. Говорят, до Костромы железную дорогу потянут, так оно легче добираться будет.

- Сегодня же непременно откушаем, любезный друг. Ну, прыгай на дрожки-то.

- Ах, кабы влезть…

 

 

Вечером накрыли праздничный стол, главным блюдом которого был жареный гусь. Были поданы балык, пастрома из куриной грудки, различные копчёности, рыжики, грузди, мочёная брусника и конечно же караси из местного озера.

- У нас удмурты бунтуют. Их секут шпицрутенами да батогами. В Осиновской волости Нолинского уезда жертвы-с имеются, – рассказал гость, закусывая гусём.

- А что такое, любезный друг, неужели за веру? – удивился хозяин, опрокинув лафитник прекрасной настойки. Елизавета Николаевна отпивала по глотку.

- Да власти картофель заставляют высаживать, а они боятся, что их помещику отдадут.

- Что же, государственные крестьяне?

− Государственные. А ведь они на земле предков живут. Все народы империи Российской - на земле предков живут-с. И всё, что делает империя с порабощёнными племенами, не лезет ни в одну христианскую доктрину. А ведь любая империя обречена – то доказано исторически. 

 Чтобы спасти Россию, её нужно разбить на штаты - каждый со своим законодательством, органами управления и своей судебной системой. И принцип построения федерации должен быть не только географическим, но и национальным. Никакой монархии, только республиканская форма правления. Царизм обречён, да-с.

 ​В каждом же русском штате помимо отдельного законодательного собрания должен быть сформирован комитет коренных народов, который должен иметь полномочия наложить вето на любой закон штата и страны. Тогда только коренные народы будут защищены от произвола.

​Образовательная программа российской гимназии должна содержать информацию о всех сторонах завоевания чужих земель российской империей, в том числе об убийствах алеутов, ительменов, саха, луороветланов, они же чукчи, и прочих народов колонизованных земель, - резко высказался прогрессивный гость.

- Что же, покаяться в грехах? – вставила реплику хозяюшка Елизавета Николаевна.

- Уже пора что-то предпринять против русского национального эгоизма, – согласился Михаил Иванович

Народник Пшеницын всё больше раззадоривался:

- Обязательным в учебных программах российских гимназий сделать изучение языка коренных жителей русских штатов не только для них самих, но для всех, кто проживает на их территории, особенно для русских.

 Я вот на удмуртском уже много слов знаю. Ещё коренные народы российских штатов должны получать выплаты от добычи природных богатств на их исторических территориях. В конечном счете это их руда и золото. 

А ещё Российская империя должна признать историческое право крымских татар на республику Крым. Да-с.

Тут, гость вдруг словно что-то вспомнил и перевёл тему разговора:

- А знаете, я как-то в столице столкнулся с неким графом - Алексеем Сергеевичем Уваровым, так они-с в тайне рассказали мне, что русские, дескать, вовсе не славяне, а некие чухонцы. Народ меря. Он, как выяснилось, известный археолог. И как они стали копать русские курганы, так там вся утварь чухонская.

- Выходит, прав Францишек Духинский, не принадлежим мы к славянскому племени и даже к арийскому. Давно пора отказаться от всеславянских идей, да признать славянскую колонизацию историческим мифом, - подытожил Михаил Иванович.

- Крепостничество скоро отменят. В Эстляндии и Курляндии отменили, и по всей России отменят, – заявил народник.

- У нас уже и опись была всех наших владений. А что, и пусть отменяют. Я бы и землю крестьянам продал с удовольствием.

- А что, любезный Михаил Иванович, на сектантов и вправду можно поглядеть?

- Непременно, дорогой друг, не зря же ты столько вёрст проехал. То в нашем Тимоново будет завтра в полдень и отправимся. Завтра же пятнадцатое сентября, они в этот день всегда там. И кормчий ихний приехал, я сегодня его мельком видел.

- Страсть какая ,– перекрестилась Елизавета Николаевна.

- А что это, любезные хозяева, так много жандармов на улице?

- Слух прошёл, с этапа убийцы сбежали. Видимо, ловят грешников.

 

3

На другой день расселись по коляскам. Ефим Андреевич попросился к старцу, там же сбоку притулился и Егорка. Катенин и Татьяна ехали спереди на дрожках.

- Что же ты, Танюша, так поступила, разве противна тебе была любовь моя?

- Не противна, Михаил Иванович, в том и дело. Кабы противна была, я бы не убелилась.

- Не понимаю я тебя.

- Так если бы противно было, значит, страдание. Через страдание душа спасается. А коли приятно – то грех. А мне очень приятно было, мучилась я, Михаил Иванович, поэтому и пошла на это.

Обогнали две подводы с сектантами. Завидев гордо восседающего старца, путники сильно разволновались. «Кормчий, кормчий», - шептали они, привставая и вытягивая шеи. «Живитё здорово!» - крикнул им старец. 

Народник Пшеницын держал в руках самосшитый кожаный блокнот и делал в нём заметки карандашом Koh-i-Noor. Заметки получались кривые, потому что экипаж трясло.

- Ты ямы-то объезжай, – крикнул он кучеру

- Так тут вся дорога одни ямы.

- А что же, уважаемый, вы и деток не рожаете? – спросил народник старца

- Рожать деток, есть грех. Каждый знает, что любой, кто родился рано или поздно помрёт. А ещё ежели не праведный, коих большинство, то и муки вечные наследует после смерти своей. Все это понимают: и те, кто деток заводит, обрекает на смерть чад своих. А поскольку он это осознаёт, то осознано совершает грех убийства. Рожая - убиваешь, соответственно нарушаешь заповедь божию. А когда в бедности рожаешь, то и на муки прижизненные обрекаешь. 

Мы ведь хуже рабов. Раб за еду и одёжу работает, а нам, бывает, и одёжи порой не хватает – в рубище ходим. Недаром в песне поётся: «Ах, зачем меня мать родила!»

- Так ведь сказано: плодитесь и размножайтесь

- Так то до грехопадения сказано было.

- До какого грехопадения?

- И сотворил Бог человека по образу своему, мужчину и женщину, сотворил их. И благословил их бог, и сказал: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю. И сказал Бог: вот, я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный - вам сие будет в пищу. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева виноградного не ешь, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь. 

Но прельстила их змея подколодная, и поставил Господь на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять, путь к дереву жизни ему дал.

- Но разве, то, что вы делаете, не членовредительство?

- Ежели у вас гангрена, доктор Вам не задумываясь ногу отымет, спасая жизнь. А иной грех хуже гангрены. Душа вечная гниет.

Всё это молодой народник тут же записал в блокнот.

«Приехали!» - послышался крик Катенина.

«А вот и корабль», - возвестил Громов.

Около большого гумна многие люди одевали на себя белые полотняные рубахи, стояли подводы. Завидев кормчего, они поспешили к нему за благословением. Когда все нацеловались, пошли в гумно с песней:

«Не пора воспеть,

Да «Христос воскрес» пропеть!

Полно, голуби, терпеть,

Разорвём греховну сеть,

От темницы каменной

Вышел к нам сам бог живой,

Говорил детям своим:

«Вам пора в Ерусалим»,

Мои милые дружки,

Сотворите вы кружки,

Богу слава и держава

Во веки веков. Аминь.

Несколько десятков человек образовали круг на земляном полу большого гумна, празднично украшенного изнутри белыми полотенцами и сектантскими картинками местного художника-скопца Пети Доброго. 

В центре круга находился кормчий – старец Громов. Он начал истово читать молитвы. Взгляд его изменился. По мере чтения голос кормчего становился всё громче, каждое слово пробирало до костей. Татьяна и ещё несколько женщин судорожно затряслись. 

Корабль закачался - сектанты мычали, тряслись и раскачивались из стороны в сторону. 

Первыми сорвались с места Богородица Прасковья и Пятница Епистимия. Порвав на себе одежду, нагишом они пустились по кругу, пританцовывая и толкая рядом стоящих мужчин. 

Святой дух сошёл на людей и весь корабль отправился за солнцем-Христом, как завещал сам царь Давид несколько тысяч лет тому назад. Люди шли по кругу: кто-то кружился, кто-то сильно дышал, кто-то воздевал руки. Закачался Израильский дом, словно Ноев ковчег на волнах, и каждый верил, что спасётся, и каждый получал истинное наслаждение.

- Посмотрите, какие неестественные движения, что с их суставами?! – восхищался народник.

- Когда человек в трансе, его организм способен на многое! Это удивительно! – восклицал Катенин.

Пляска продолжалось довольно долго.

Вдруг, громко вскрикнув, Татьяна упала на колени в полном забытьи и стала пророчествовать. Корабль остановился, кто-то упал на колени, кто-то продолжал качаться с закатившимися зрачками. Тяжело дыша, люди замолчали.

- Двести лет люди будут убивать друг-дружку за идеи, много людей принесут в жертву ради учений лжепророков, которым поверят. Два века лжи и поклонения тем, кто скажет: «Я знаю, как надо жить». Будут сулить райску жизнь на земле. Они соблазнят людей, и многие через них погибнут. Лжепророки будут выдавать себя за богов. 

Потом придёт конец свету. Торопитесь встать на путь истинный, не принимайте учения лжепророков, не берите в руки оружиё, не поднимайте его на близких, не вставайте под знамя Ирода. И тогда спасётесь! – кричала Татьяна

Это произвело на барина Катенина сильнейшее впечатление.

Радение закончилось. Люди, испытав блаженство, были счастливы. Старец Громов был доволен тем, как всё вышло. Татьяна, как пророчица, оставалась в центре внимания. Люди общались и делились впечатлениями. 

Тут на дворе раздался детский крик: «Жандармы!» Сектанты выбежали во двор и за считанные минуты испарились, словно были готовы к такому повороту и долго репетировали. Громов на бегу крикнул Егорке: «Жди меня, отрок, укажу тебе путь в царствие божие!» По пыльной дороге действительно медленно ехали три подводы с жандармами.

Так Михаил Иванович Катенин и народник Пшеницын побывали на радении скопцов - самой таинственной из русских сект того времени.

 

4

Нарядная осень укрепилась в правах. Чухлома стала прозрачной, словно сама превратилась в озеро. Егорка расстался со взрослыми любовницами и все чаще навещал Татьяну. Он готовился принять огненное крещение и, беседуя о душе, всё больше сближался с белой голубицей:

- Нет ли хитрости в том, что мы лишаем себя причиндалов, чтобы избавиться от искушения?

- Обмакнуть беса не велик грех. Сказано ведь: «Если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну». То сам господь нам завещал. Настоящая любовь может быть только духовной. Прочее - всё блуд.

- Таня, а тебе больно было?

- Что? Лишиться грудей? Больно и очень долго. Казалась, вечность. Я несколько раз теряла сознание, последний, когда прижигали. Но лучше пострадать единожды, чем вечно в геенне мучиться….

 

От этих бесед греховные мысли всё меньше насаждали юноше. Он всё глубже погружался в тёплый уютный мир. В людской было чисто, особенно в комнате Тани. 

Тут был удобный, хоть и старый, диван, который отдал ей барин, меняя мебель в усадьбе. На стене - картинки с ангелочками, тень от кружевных занавесок и прохлада от клена, роняющего листья за открытым окном, всегда чистые скатёрки, белая печурка и графин с водой, всегда вкусное едево, а мяса она не употребляла.

Когда у Татьяны было свободное время, Егор старался быть с ней, чем вызывал недовольство у матери. Они читали Страды и разговаривали о царствие божием. Любовь пришла к нему с озера в виде ангела синего неба.

 

 

Минуло два года. Одним из августовских вечеров он сидел на том самом валуне, где когда-то впервые увидел старца. Бирюзовое небо простиралось над ним сплошным чистым пространством без изъяна. Егор хотел, чтобы его душа стала таким вот чистым небом без малейшей помарки.

-Вот вернётся старец, и убелюсь.

Тут ему на колени опустилось белое пушистое пёрышко. Егор посмотрел на трепещущий пух, потом поднял взор, чтобы увидеть белого голубя, но вдруг оторопел - над землей в сиянии золотого света парил ангел!

- Кто ты?!

- Я ангел синего неба. Я являюсь, только когда небо синее, если в небе облака или оно свинцовое, словно готово пролиться дождем, я не могу сойти на землю.

- Пожалуйста, ангел, дай моей душе дар чистой любови!

- Она уже в твоём сердце. Иди, твоя избранница ждёт тебя.

И парень кинулся навстречу любви. Татьяна вышла к нему с распростертыми руками:

- Егорушко, милый, я соскучилась!

- Я люблю тебя, Татьяна!

- А я тебя…  

 

Однажды, гладя его по голове, Татьяна спросила:

- Тебе, наверное, хочется соития, пока ты не убелился? Я знаю, это очень сильное желание. Я готова, только пообещай осторожнее, ведь я могу понести, даже не имея груди. Не стоит нам обрекать ещё одну душу на страдания.

Танюша разделась. Её тело было прекрасно, только там, где у женщин обычно груди, у Татьяны были прижжённые шрамы.

- Что, друг мой, печатей испугался? - увидев испуганный взгляд возлюбленного, Татьяна одела короткую белую сорочку тонкого сукна и распустила волосы. Теперь она была похожа на ангела.

- Как примешь печать, больше никаких случек. Мы с тобой по духу сошлись, у нас чистая, сухая любовь.

- Что ты, Татьяна, я могу и потерпеть, – пролепетал парень, чувствуя, что терпеть больше не может. А как молиться, если все мысли только о ней?

Татьяна, прошедшая два убеления, не ожидала, что испытает настолько сильные чувства - внутри всё увлажнилось, а внизу живота возникло такое желание, что рассудок чуть не оставил голубицу. Благо её избраннику после долгого воздержания хватило ласк руками возлюбленной. 

Татьяна отёрла одежду и кровать льняным полотенцем и, гладя Егора по голове, решила не есть три дня, чтобы искупить грех.

 

5

Николай Николаевич Николаев и его любезная супруга София Китишна вернулись в родную Чухлому в расстроенном состоянии: их сын, пятилетний Митенька, занедужил в дороге. Мальчик потел, кашлял, у него начался жар.

- Ничего страшного, это всего лишь простуда, - успокаивала мужа Софья Китишна.

Но болезнь не проходила. На вопрос: «Где болит?» мальчик отвечал: «головка болит, ручки и ножки болят». Ручки и ножки у него дрожали, он плакал и выплёвывал еду.

Софи попросила свою дочь Лизу, найти братику хорошую сиделку. Выбор конечно же пал на Таню.

Митя стал писаться, а затем, ко всеобщему ужасу, мальчика парализовало.

Таня меняла мальчику пелёнки, обтирала его, пела колыбельные песни: «О, ой, спи-ко, милое дитё, о, уж ты сон да дрёма, по зыбильну брела, о-о по верёвочке спустилась, к Мите в головы легла, о-о-о…» 

Малыш не понимал, что происходит, и испуганно смотрел на окружающих.

Родительскому горю не было предела. Им казалось, что это происходит не сними. Они похудели и осунулись, никакие дела их больше не интересовали. Николаевы подолгу находились в комнате мальчика, ожидая, что вот-вот он начнёт шевелиться. 

По утрам они просыпались, и им казалось, что всё хорошо, всё по-прежнему, страшный сон закончился. Но спустя мгновение они осознавали, что всё это произошло наяву.

Вот наконец приехал губернский доктор и, осмотрев ребёнка, сообщил, что забирает мальчика в костромскую больницу. А ещё, чтобы ему срочно сообщили, если у кого-нибудь проявятся подобные симптомы. 

Медицинская карета уехала рано утром. Софи и Николай Николаевич отправились следом дилижансом.

А потом эти же страшные симптомы появились у Танюши. Когда Катенины телеграфировали в Кострому, оттуда пришло указание немедленно изолировать прислугу.

 

6

Старая телега с одним новым колесом укрытая сеном стояла около людской. Никто не хотел помогать Егорушке выносить возлюбленную, все боялись заразиться страшной неизвестной болезнью. У Татьяны не работали руки и ноги. Даже голову она не могла держать. 

Её тело обмякло и выскальзывало из рук Егора. С огромным трудом он перенёс девушку на телегу. Потом вынес вещи и запас еды. И в конце картину Пети Доброго, на которой скопец изобразил Егора и Таню в виде ангелов. Парень положил картину под правую руку девушки. Флегматичная кобыла по кличке Гроза медленно потащила воз прочь из Чухломы. Зеваки разошлись.

Ехали долго, иногда Таня плакала: «Егор, зачем я тебе такая?»

Иногда она просила: «Егорка, покажи картину».

Парень тянул за вожжи, спрыгивал с телеги и демонстрировал возлюбленной шедевр местного художника - скопца. Таня улыбалась.

Михаил Иванович Катенин выделил несчастной паре пустующую избу на окраине деревни Тимоново. Вдали виделось то самое гумно. 

Печь в избе немного дымила, и Егорка замазал трещину глиной. 

Кровать Тани поставили у окна, так чтобы она, повернув голову, могла видеть и улицу, и берёзки, и гумно. Над кроватью висели картинки: портрет Селиванова, распятый Иисус, праведники, голуби и, конечно, Егор повесил их совместный портрет. Под кроватью стояло судно.

Егор отвел Грозу в сарай и дал сена. Сам растопил печь и принялся варить горох. «Егорушка, мне бы по нужде», - запросилась Татьяна. Парень поднял ей ноги и подпихнул судно. «Егорушка, отвернись».

Парень вынес судно в отхожее место и снова принялся за приготовление едева.

Горох сварился. Егор поднял девушку и принялся кормить с ложки. Она глотала еду и просила: «Не торопись, помедленнее пожалуйста, я не успеваю глотать».

Потом Егор сходил за молоком, вскипятил и дал пить Татьяне. Потом несчастная голубица уснула, и Егор пошел прогуляться. 

Его неизменно тянуло к Израильскому дому. Подходя к гумну, он ощутил трепет, по всему телу побежали мурашки. Парень вышел на середину и закатил глаза. Так в забытьи он стоял несколько минут, испытывая приятные ощущения во всем теле. Святой дух все ещё пребывал в этом месте. Подходя к избе, он услышал крик Татьяны - девушка испугалась, что любимого нет дома.

- Я здесь, милая моя, почитаю тебе Страды.

Как-то за окном они услышали возню, потом кто-то постучал в двери. Это была мать Егора с приказчиком. Егор и Таня очень обрадовались. Гости задержались до вечера, Акулина напекла пирогов и прибралась в светлице. 

Не боясь заразиться, они помогли Егору отнести Таню в баню и положить на придвинутые друг к другу лавки. Там парень хорошо вымыл возлюбленную, которая по-прежнему не поднимала ни руки, ни головы.

Катенин прикатил неделей после, привёз еды и старой одежды, тулупы, валенки - скоро зима, но в дом заходить не стал. Уже начались дожди, и его дрожки были забрызганы грязью. Он справился, хватит ли дров, сена для кобылы и запасов крупы. Сказал, что берёт их на содержание, а если что-нибудь нужно, пусть Егор приезжает к ним в Чухлому без стеснения. 

Он сказал, что сын Николаевых - младший брат Елизаветы Николаевны - вернулся, но ходить пока не может. Потом барин уехал.

Изредка приходила бабка Матрёна Ивановна. Она брызгала Таню водой, гладила по рукам и ногам и шептала заговоры: «Снимаю с рабы божьей белой голубицы Татьяны всю тоску, килу, грыжу, порчу. Откуда пришло, туда пошло, отходи от рабы божьей вся порча в лес, не на народ, а в лес. Будьте слова мои крепче камня, крепче железа, заприся замком».

Как-то, переворачивая Таню, Егор увидел на её теле красный пятна. С тех пор он чаще гладил и мял возлюбленную, и даже ночью вставал, чтобы перевернуть её на другой бок.

Через месяц провизия стала заканчиваться. Егор запряг Грозу и собрался к Катениным. Таня специально ничего не ела и не пила с утра, чтобы дождаться возлюбленного.

Когда Егор выходил в двери, она вдруг окликнула его: «Милый, посмотри-ка!» Оглянувшись, он увидел, как улыбающаяся Таня поднимала руку. То-то было радости! Он бросился к ней и стал целовать. Ручки девушки потихоньку начали двигаться.

Но надо ехать! Всю дорогу парень улыбался и любовался чистым ноябрьским воздухом и деревьями.

Михаил Иванович всё мечтал о чухломской библиотеке, но встретил парня с радостью. 

Дворовые вынесли из чулана мешки с припасами, оржаных пирогов, плетуху яиц, кузов грибов и погрузили едево на телегу. Принесли рогожку, шубные рукавицы, Катенин дал почитать влюбленным пару книг: «Карамзин «Письма русского путешественника» и «Тарас Бульба» Николая Гоголя. А барыня вынесла сладостей. 

Так Егорушка отправился в обратный путь - надо поспешать: «Ну, Гроза, поспешай! У нас для тебя овёс, помнишь ведь?» 

Он ехал и думал о своей возлюбленной. 

То, что с ней произошло, ещё более их сблизило. Перед глазами было её лицо. Парень уже успел соскучиться.

Он ехал и, смотря в серое небо, напевал песенку:

«Матушка Мария,

Пресвятая Богородица,

Твой сон почитай.

Начинала во месяце марте,

Пресвятая Богородица,

Подходила ко городу Ерусалиму,

Ко церкви, ко собору,

Ко господнему престолу»

Вдруг телега дёрнулась и остановилось. Егор вздрогнул: Грозу под уздцы держал страшный кривой мужик в драном зипуне. Егор вскочил и увидел позади и с обеих сторон воза таких же страшных бородатых мужиков. 

У одного были волосы и борода чёрные, как смоль и шрам через всё лицо. Он скомандовал испуганному парню: «А ну, барская приживалка, вставай на колени!» 

Испуганный парень опустился на землю, и чёрный ударил его топором по голове.

Умирая, Егор увидел свою любимую. Вот она лежит на кровати и ждёт его, прислушиваясь к каждому шороху. Она смотрит в окно и шепчет: «Сейчас, сейчас он вернется, и все снова станет хорошо».