Павел Матвеев. РЕШИТЬ ВОПРОС О МАНДЕЛЬШТАМЕ

Павел Матвеев. РЕШИТЬ ВОПРОС О МАНДЕЛЬШТАМЕ

История убийства

 
  • Сначала было слово. На казённом бланке:

    Союз Советских Писателей СССР — Правление
    16 марта 1938 г.
    Наркомвнудел тов. Ежову Н. И.

    Уважаемый Николай Иванович!
    В части писательской среды весьма нервно обсуждался вопрос об Осипе Мандельштаме.
    Как известно — за похабные клеветнические стихи и антисоветскую агитацию Осип Мандельштам был года три-четыре тому назад выслан в Воронеж. Срок его высылки окончился. Сейчас он вместе с женой живёт под Москвой (за пределами «зоны»).
    Но на деле — он часто бывает в Москве у своих друзей, главным образом литераторов. Его поддерживают, собирают для него деньги, делают из него «страдальца» — гениального поэта, никем не признанного. В защиту его открыто выступали Валентин Катаев, И. Прут и другие литераторы, выступали остро.
    С целью разрядить обстановку — О. Мандельштаму была оказана материальная поддержка через Литфонд. Но это не решает всего вопроса о Мандельштаме.
    Вопрос не только и не столько в нём, авторе похабных клеветнических стихов о руководстве партии и всего советского народа. Вопрос — об отношении к Мандельштаму группы видных советских писателей. И я обращаюсь к Вам, Николай Иванович, с просьбой помочь.
    За последнее время О. Мандельштам написал ряд стихотворений. Но особой ценности они не представляют, — по общему мнению товарищей, которых я просил ознакомиться с ними (в частности, тов. Павленко, отзыв которого прилагаю при сём*).
    Ещё раз прошу Вас помочь решить этот вопрос об Осипе Мандельштаме.

    С коммунистическим приветом.
    В. Ставский

    Место нахождения: ЦА ФСБ РФ. АСД Р–13864 (Мандельштам О. Э.). Л. 13–14.
    На листе 13 имеется штамп: «3 отдел. Получено 13 АПР. 1938. Вх. № 16083».

    (*) Из «внутренней рецензии» Петра Павленко, приложенной Владимиром Ставским к своему доносу:

    «Я всегда считал, читая старые стихи Мандельштама, что он не поэт, а версификатор, составитель рифмованных произведений. От этого чувства не могу отделаться и теперь, читая его последние стихи. Они в большинстве своём холодны, мертвы, в них нет того самого главного, что, на мой взгляд, делает поэзию — нет темперамента, нет веры в свою строку.
    Язык стихов сложен, тёмен и пахнет Пастернаком.
    Есть хорошие строки в “Стихах о Сталине”, стихотворении, проникнутом большим чувством, что выделяет его из остальных. В целом же это стихотворение хуже своих отдельных строф. В нём много косноязычия, что неуместно в теме о Сталине.
    У меня нет под руками прежних стихов Мандельштама, чтобы проверить, как далеко ушёл он теперь от них, но — читая — я на память большой разницы между теми и этими не чувствую.
    Советские ли это стихи? Да, конечно. Но только в “Стихах о Сталине” мы это чувствуем без обиняков, в остальных же стихах — о советском догадываемся. Если бы передо мною был поставлен вопрос, следует ли печатать эти стихи, я ответил бы — нет, не следует.
    П. Павленко».

    Впервые опубликовано в книге Эдвина Поляновского «Гибель Осипа Мандельштама» (СПб.: Nota Bene – Париж: Изд. Гржебина, 1993. С. 134–135).

    * * *

    Как явствует из регистрационного штампа, донос Ставского поступил на рассмотрение в 3-й отдел Первого управления (так стало называться только что переименованное Главное управление государственной безопасности (ГУГБ)) НКВД 13 апреля 1938 года. На то, чтобы «решить вопрос о Мандельштаме», гэбистам потребовалось чуть больше двух недель. 30 апреля был выписан ордер № 2817 на арест гр-на Мандельштам О. Э., подписанный первым заместителем наркома внутренних дел СССР — начальником Первого управления НКВД комбригом Михаилом Фриновским. Ещё через два дня, в ночь с 1-го на 2 мая, гражданин Мандельштам был арестован в писательском доме отдыха в посёлке Саматиха, возле станции Черусти Рязанской железной дороги, где он находился уже без малого два месяца, под конвоем доставлен поездом в Москву и помещён во Внутреннюю тюрьму на Лубянке. Где ему и было предъявлено обвинение в проведении «антисоветской контрреволюционной деятельности» — без конкретизации, в чём именно оная деятельность состояла. Об этом арестованный должен был поведать следователю сам. Не забыв одновременно чистосердечно в своих преступлениях раскаяться.
    После трёх месяцев предварительного следствия (во время которого все следственные действия уложились в один-единственный допрос, состоявшийся 17 мая) Особое совещание при НКВД 2 августа выписало гражданину Мандельштаму О. Э. пять лет концлагерей. Через два дня Мандельштам был переведён из Лубянской тюрьмы в Бутырскую, где комплектовались этапы для отправки на острова Архипелага Гулаг. Конечным пунктом назначения для Мандельштама была определена Колыма. Однако добраться до «чудной планеты», где «десять месяцев зима, остальное лето», ему было не суждено.
    Этап, в котором находился Мандельштам, 12 октября прибыл во Владивосток и был размещён в бараках транзитного лагеря в посёлке Вторая Речка на окраине города. Поскольку навигация уже закончилась, зэкам предстояла зимовка в условиях, которые для этого совершенно не подходили. Налицо помимо отвратительного питания были также полнейшая антисанитария и все прочие концлагерные радости. Включая нашествие паразитов. Как следствие, в декабре в транзитке вспыхнула эпидемия тифа. В числе заболевших оказался и автор «похабных клеветнических стихов» (под этим определением стукач Ставский подразумевал такие стихотворения Мандельштама, как «Квартира», «Старый Крым» и «Мы живём, под собою не чуя страны…»).
    Двадцать седьмого декабря 1938 года заключённый Мандельштам О. Э., находясь в лагерной бане для прохождения обязательной «санобработки», упал на пол и умер. О чём лагерный же лепила по фамилии Кресанов составил акт № 1911, в котором в графе «причина смерти» было написано: «паралич сердца, а/к склероз». После того как труп четверо суток пролежал на лютом морозе и превратился в брикет заледеневшего мяса, он был брошен в общую яму, выдолбленную в промёрзшей земле ещё живыми лагерниками. Разумеется, с положенной биркой, прикрученной проволокой на большой палец правой ноги. Это распоряжение в сталинских концлагерях соблюдалось свято. Остальные — как получится.
    Такова была подлинная сущность их сатанинского людобойского режима.
    Была и есть.
    И будет есть, если с этим режимом не будет покончено — навсегда.

    * * *

    Нужно ли подробно рассказывать о том, что стало с теми, кто убил поэта Осипа Мандельштама?
    Николай Ежов и Михаил Фриновский померли в один день и по одинаковой причине — от пули, расколовшей их черепные коробки и разбрызгавшей мозги по стенам расстрельного подвала. Это произошло 6 февраля 1940 года. Николаю Ивановичу было в тот момент сорок четыре года, Михаилу Петровичу — без одного дня сорок два.
    (Кстати: на ордере № 2817 помимо подписи Фриновского имеется также ещё одна подпись — Попашенко. Старший майор ГБ Иван Попашенко был начальником 2-го отдела Первого управления НКВД, считался среди гэбистов одним из наиболее рьяных ежовских приспешников. В период с октября 1937-го по март 1938-го Попашенко стоял во главе Административно-хозяйственного управления (АХУ) НКВД, являясь непосредственным начальником группы лубянских палачей-расстрельщиков, в которую входили Блохин, Магго, Семенихин, братаны Шигалёвы и прочая сталинская нежить**. Стоит ли упоминать о том, что тов. Попашенко был эвакуирован из этого мира точно таким же способом, как и Ежов с Фриновским? Только произошло это на две недели раньше — 21 января 1940 года; причём эвакуатором наверняка был кто-то из его прежних подчинённых. Как говорится, ничего личного — чисто служба.)
    Владимир Ставский (он же Кирпичников) погиб тоже от пули, только его пуля оказалась не гэбистской, а немецкой. И попала в его жирную тушу не в расстрельном подвале, а на так называемой «ничейной земле» — то есть на нейтральной полосе между двумя линиями окопов на фронте Германо-советской войны 1941–1945 годов. Погиб военкор Ставский по собственной дурости — захотелось посмотреть на то, как происходит поединок советского и немецкого снайперов. Вот и посмотрел. Это произошло 14 ноября 1943 года вблизи городка Невель, что в Тверской губернии. Там недалеко его и закопали. Было Ставскому-Кирпичникову сорок три года.
    Пётр Павленко помер в Москве 16 июня 1951 года. Смерть четырежды (таки да!) лауреата Сталинской премии по литературе наступила вследствие естественных причин — совпис Павленко на протяжении многих лет болел туберкулёзом лёгких, — так что ни для кого сей факт неожиданностью не стал. Этот отъявленный графоман и подонок, возвеличивавшийся при жизни в качестве «классика советского социалистического реализма», лишь немного не дотянул до пятидесяти двух.
    Ну а про Иосифа Сталина вы и без моих рассказов всё знаете.
    «Вертится во вселенной шар земной, живут и исчезают человеки…» — как писал, хотя и не по данному случаю, поэт Юрий Андропов. Тот самый, что велел подвергнуть принудительному кормлению академика Андрея Сахарова, когда моральный лидер советского диссидентского движения, пребывая в бессудной ссылке в Нижнем Новгороде, объявил голодовку протеста из-за того, что его жене, нуждавшейся в срочной хирургической операции на глазах, не позволяют выехать из Советского Союза на Запад для лечения.
    А нехрен залупаться на совейскую власть.
    Так они считали. И до сих пор они считают именно так.

    16 марта 2023

    (**) На гэбистском новоязе эти упыри именовались «сотрудниками для особых поручений Комендантского отдела Административно-хозяйственного управления НКВД СССР». Если, листая какую-нибудь совковую книжонку про героические подвиги «рыцарей революции», вы видите в тексте это словосочетание — знайте: это — палач.


    Последняя известная фотография Осипа Мандельштама. Сделана тюремным фотографом Внутренней тюрьмы НКВД 3 мая 1938 года.
    На фотографии в медальоне — агент-провокатор НКВД Владимир Ставский (Кирпичников), секретарь Правления Союза советских соцреалистических писателей.
  • Категория
    Эссе, статьи
  • Создана
    Четверг, 16 марта 2023
  • Автор(ы) публикации
    Павел Матвеев