К сожалению, в настоящий момент нет мероприятий.
-
Михаил ЛЕБЕДЕВВ КРИКИЗа окошком весело — снег в сугробах тает,и шальная муха в комнате летает.Март стоит на улице, кончился февраль.Ничего не нужно, никого не жаль.Жаль немножко памяти стёртые листы,как слова, пропавшие из-за немоты.Где-то там остался этот, как его...Ничего не нужно, ровно ничего.Куклу мама шила, вспомнилось вчера, —целый год была мне кукла, как сестра.И отец по редким звонким выходнымпах одеколоном праздничным, родным.Лет мне было десять, кажется, тогда.В городе кричали криком поезда.Папу в эти крики увезли зимойформенные люди. Год тридцать восьмой.Остальное стёрлось. Мутное стекло.Память истрепалось, время истекло...Нужно подниматься, к ужину зовут.В нашей богадельне строгость и уют.КОЛЫБЕЛЬНАЯНе чуя под собой меня, жила страна.Я ей был похрен, мне она обрыдла.Такой сюжет казался очевидным:любовь наша была обреченауже тогда, в двухтысячном году,в миллениум, весной. Ручьи бежали,и пустота ложилась на скрижалис тревожностью невнятной наряду.Ещё мы были счастливы вдвоём,ещё подмётки не пооторвались.Ещё актёр хороший Пускепалисна сдался в МХАТ к Прилепину внаём.Казалось, с астмой люди же живутобычною частицею народа.А если не хватает кислорода,то это неизбежный атрибутудушья временного времени. Пройдёт.Царь Соломон нам твёрдо обещалсвоим кольцом - пусть даже пуст причал.А кто не верит - жалкий идиот. И вот.Мы разошлись, как в море тот минтайрасходится с акулой. Пей до дна.Не чуя под собой меня, жила страна.Волчок косился глазом. Баю-бай.ЗДОРОВО, СТАЛИН (ПЕСЕНКА №4)Здорово, Сталин! Как дела, чувак?Сам вижу, что неплохо. Молодец.Да нет, я за пивком в универмаг —башка с утра такая, что пиздец.У нас теперь не то что как тогда,но это, брат, отдельный разговор.Уже взошла вечерняя звезда.Ты как всегда, "герцеговину флор"?Дай присмолить. Ну что сказать тебе?Теперь не курят, ёб их в деньги мать.Да и не пьют. Вся жизнь у них в борьбес привычками дурными. Сука-блядь,они допрыгаются, веришь, до бунтов.Ещё коррупция. А, ты не в курсе же.Воруют, падлы, слушай, будь здоров —чекисты жёнам дарят Фаберже,ну, яйца там и прочую хуйнюза миллионы долларов. Вот так.И их не единицы, уточню.Какой-то, блядь, законченный бардак.Лаврентия никто не уберёг:всем похуй на суды и на тюрьму.Никите написали некролог,с которым путь прямой на Колыму...А помнишь, Коба, год тридцать седьмой,и тройки, и ОСО, и Соловки.Как в Бутово снежок кружил зимой,как тявкали овчарковы щенки.Эх, было дело, жили как в раю,врагов народа ставили к ногтю:евреев - на расстрельную скамью,офицерьё - ногами в полынью...Я никогда не думал про итог,а вот теперь задумался чуток:Залить иудам б в глотку кипяток,пустить бы в пах врагам электроток...Ну ладно, очень рад был повидать.Держи, Иосиф, краба, не хворай.Весной у нас тут стало холодать.Счастливо. Погуляй — и снова в рай.ТАМ ЖИЛИ МЫТам жило лето. Порох тополейсжигался что тебе Джордано Бруно.И мир вокруг был искренним и юным,и возраст обходился без нолей.Там жили гаражи своей судьбой,отличной от вместилища моторов.На крышах их вступали мушкетёрыс гвардейцами в неравный смертный бой.Гвардейцев били. Иногда всерьёз.Я сам гвардейцем был неоднократнои в мушкетёры поступал обратноценою горьких натуральных слёз.Там жил Барон, который был щенкомдва месяца и стал потом собакой.Мы с ним ходили трижды в контратаку:фашистам, правда, он вилял хвостом.Там девочка жила в другом дворе.Красивая, в коротком синем платье.Рискнули среди нас лишь Львовы-братьяс ней познакомиться в конечном сентябре.Они кивали ей, когда мы шли гурьбойна клёны влезть, как на доску почёта.И только горсть десантных вертолётовпланировала в бантик голубой.Там жили мы. Потом пришли нули,и юбилей пошёл за юбилеем.Росли, взрослели и теперь стареем.И клёны наклонились до земли.***А у каждого свой срок:время быть и время таять.Завершается урок,перемена наступает.Перемена бытия,перемена состоянья.Счёт один-один, ничья,между встречей и прощаньем.Подготовлен аттестат —средний балл, понятно, средний,как нормальный результатмеж вечерней и обедней.И — к последнему звонку,приукрасившись немного,хлопнув рюмку коньякуна финальную дорогу.ПАРНИШЕЧКА (ПЕСЕНКА №5)Как на площади стольна городасобиралась из хипстеров рать.На ветру колыхалися бородыи трибунам неслась исполать.Но на мирное, на собраниеопустилася с неба гроза:прекратить сбор, хулу и ораниеприказала режима кирза.Заскучнели тут добры граждане,потянулися к рамкам назад.И в сердцах почитай что у каждоговоцарились кручина и ад.Вдруг парнишечка лет семнадцатинад толпою плакат распахнул,под локальные, под овациисмело песню Шнура затянул.Налетели враз чёрны коршуны,свист дубинок призвал к тишине.И в кармане наркотик подброшенныйу себя всяк предвидел вполне...А уже в кабинете полковникаиз Росгвардии главных чиновлампы свет по глазам бил виновникувозбуждения дерзких умов.— Как зовут? — Николай. — А фамилия?— А фамилию вам не скажу,если вы не читали Вергилияи вообще не бывали в Анжу.Усмехнулся полковник, прищурился,и ударил мальчишечку в глаз:"Ты, сынок, в этот раз обмишурился:либерал, демократ, педераст.Зря напомнил про виллу анжуйскую -у меня там садовник запил.А вот сборища ваши буржуйскиеочень правильно вождь запретил.Ну, довольно". Кивнул лейтенантикуи Шопена погромче включил.Лейтенантик своим аксельбантикомшею хипстеру крепко сдавил...На рассвете из пытошной вывелимальчугана уже без ногтей.Рюкзачок обезлямченный выдалии сказали: "Ступай, иудей".До угла дошёл молодой герой.Где-то выла тоскливая выпь.И упав ничком, он земле сыройпрошептал тихо: "В Питере - пить".УПАКОВАННОЕ ВРЕМЯВыпить водки на перроне, на прощание,закурить по сигарете на дорожку...Ах, какие раньше были расставания —потихоньку, полегоньку, понемножку.Даже если чересчур, то с пониманиемотносилась проводница к процедуре:"Вы, товарищ, прекращайте пререкания.Вам, товарищ, подучиться бы культуре.Поднимайтесь быстро в тамбур - отправлениенам дают уже. Прощайтесь и поехали".Уезжало в неизвестность поколение,как в считалке: за грибами и орехами.И орехов нам отсыпали до краешка,и грибы пошли опять сплошь ядовитые.И свобода расставания — в сараюшке:неумытая, побитая, забытая.На перронах отчуждение стерильности,полицейские с овчарками суровые,как приметы утомительной стабильности.И тоскливые гудки шлют маневровые.Пассажиры все трезвы до неприличия,провожающие строгие, солидные.И вокзалы уникально обезличены,и прощания какие-то гибридные.Сигаретный дым с загона для курильщиковдонесёт вдруг до вагона запах прошлого.На восток везут груз памяти носильщики:упакованное время суматошное.ГРЕТАБелая бумага,чёрное стекло.Выпитая фляга -пусто и тепло.Странная планета,бляди да дожди.Здравствуй, детка Грета -радости не жди.Завтра будет праздник,демонстрация.Главный коммунальник -пьяная свинья -всем желает благас шашкой наголо.Белая бумага,чёрное стекло.И осколки кратки,словно выстрел в ночь.У аристократкиплачет в дождик дочь.У аристократкивитражами зло.Белая бумага,чёрное стекло.Кислород пропавший,бляди да дожди...Ипотеку взявши,воздуха не жди.В ГОЛОСПровались оно пропадоми скачи всё конём.Можно долго жить шёпотомпод удавкой-ремнём.Можно спорить молчанием,тихо век куковатьдо предела отчаянья,что срывает печатьс кляпа, в глотку забитогонеизвестно когда.И слова позабытыевдруг рванут изо ртас хрипом, стоном, усилиемнепривычным для губ,карнавальной Бразилией,островом Итуруп —в общем, чем-то непознанным,непонятным на вкус,страшно и неосознанноголос втянет в искусобретенья речения,звука твёрдого "эр".К радости и огорчениювспомнишь "иже" и "хер".Неофит разговорностине способен молчать,если можно с задорностьюи бурчать, и кричать.Правдой громко стучать в тамтам,дерзости говорить...До тех пор, пока кто-тамне нажмёт на "delete".ПЕРВЫЕ УЧЕНИКИПоколениям некст и постнекст, и так далее, далее, далеебудет сложен контекст существа бытования здесь:в этом воздухе, в этих унылых реалиях.Что ж, мы были. Пока ещё, собственно, есть.Спорить трудно, мы крали у вас пайку времении чуть-чуть перспектив, и слегка тормозили прогресс.Груз духовности нас нагружал сладким бременем,скрепоносностью мы торговали вразвес.Мы крепчали, пока нас того-с, муштровали юнармию,протестантов судили и иеговистов на раз.Мы могли запретить хоть Толстого, хоть сказки про Нарниюи бомбили Воронеж, когда запрещали Донбасс.Время было такое уж, гм, патриотское.Не судите нас строго — вы не жили в этом дерьме,где законы штампуются все как один идиотские,где весны ждать не стоит — готовиться только к зиме.Нас учили житью не родители, а телевизоры,и по ним мы писали проверочный громкий диктант.Уж простите. Деды воевали по вызову.И в шкафу под скелетом хранится георгиевский бант.ПЛАНПо привычке кончается год,по привычке закуплены свечии коньяк, и болгарское лече,шпроты, мясо, что на антрекот.По привычному ходу вещейближе к празднику строятся планы:уничтожить в себе графомана,больше кушать сырых овощей,быть воздержанней в резких речах,матом не разговаривать в среду,одержать небольшую победунад собой в разных там мелочах,помириться со старым дружком,поменять телевизор на даче,стать добрее, мудрее, богачеи пешком на работу, пешком!Поумерить себя в литражеалкоголя в конкретное тело,больше спать... Свёрстан план до предела.Только тромб шевельнулся уже.МОНОЛОГ ВЕТЕРАНАТо ли в Пензе, а может в Тамбове —память молью, прости уж, бита —как-то вдруг, неожиданно, вновепоявилась профессия та.Раньше судьи вершили законы(в словаре сыщешь эти слова)и, бывало, чинили препоныправосудию торжества.И злодей избегал наказания.Что, не веришь? С моё поживи.Вот тогда и пришло указаниеперемены осуществить.Да и то. Чтоб за деньги народаотпускать из тюрьмы сволочей?..В общем, по указанью Синодаучредили судей-палачей.Или это Сенат был? Неважно.Важно чёрное чёрным назвать,а не серым, коричнево-влажнымили в крапинку, еть его мать.Ну и жизнь потихоньку сложилась —стала краше, богаче, ловчей.И названия суть обнажилась:нету больше судей-палачей.Лет уж двадцать словосочетаниеотмерло — вот же время-то мчит.Жизнь проставила вычитание:судей нет, есть одни палачи.На последнем партийном на съездеГлавпалач обещал нам покой...Что? А, это курил я в подъезде.Был наказан. И хрен с ней, рукой.СОБАКАШла собака по перрону.Пассажирам было похуй,но собака не алкалапассажирова участья.Псина внутренне смирилась,что двуногие верзилыпахнут водкой и олдспайсом,но ни в чем не виноваты,потому что так их создалтот, который создал кошеки сосиски, и булыжник,и нюанс струи бобровой.(Псина числилась в курцхаарах,если рыться в родословной,если бы она храниласьгде-то в тумбочке дубовойу прабабушки-хозяйкикобеля по кличке Ульрих,привезённого случайноиз Германии в тридцатом.Но уж хуй там, не сложилось).Воздух пах меж тем не зверем,а привычным креазотом,лишь немного разбавляясьсырным запахом никчёмным...Так собака добежаладо последнего вагонаи, вильнув хвостом, нырнулав подвагонное пространство,чтобы скрыться в неизвестностьпривокзального посёлка,отделённого путямиот огней большой столицытранссибирской магистрали.Псина бодро убегала,завернув направо ногизадние (не специально,а всего лишь по привычке),чтобы ныркнуть в палисадникдома третьего от рельсов,где удачная помойка...— Да и хуй с ней, — про собакупромелькнуло у соседа,ехал что со мной случайноот Тюмени до Иркутска.— Ёбнем, может быть, по пиву? -так ко мне он обратился,неожиданный Бианки.— Ёбнем, отчего ж не ёбнуть.Выбросивши сигареты,мы с ним вместе затрусилик привокзальному киоску,незаметно для прохожихзавернув направо ногизадние, которых нету,но которые, конечно,если б были, завернулись.Взяли "туборга" два литраи успели к отправленью.И открыли, и под пивоувлечённо драли воблу.И поехали нормально,и проснулись в Боготоле.Поезд стыл, брехали псины,проводница иззевалась.Беспородная собакапрямо под окном купейнымвновь принюхивалась к лужам.Но уже никто не вышел.КОВИДВсе ржавеет, как листья в осень, —только нынче у нас весна.Невъебенно год високосен.Охуенна его война.Поражательные детали,незаметные, как шрапнель,по пунктиру план начертали,предусматривающий тоннель, —тот, который ведёт в итогек неизвестности, за портал.В моде точные эпилоги:жил, старался, в финале хворал.Ничего, казалось бы, нового —всё так было и будет всегда.Только время, как нитка суровая,вырывает гуляй-города.ПРАЗДНИЧНОЕКончен бал, погасли свечи,гости пьяные лежат.Волки воют недалече,в небе вороны кружат.Месяц вышел из тумана,испугался — и назад.Две пружины из диванавпились в отлежалый зад.И портвейн, на пол пролитый,кровью поутру застыл.Где-то плачут сталактиты,где-то плачет крокодил,где-то плачет фининспектор,где-то плачет олигарх,плачет даже Правый сектор,весь запутавшись в долгах.Стон стоит над ойкуменой:отчего зимой теплынь?Климат поражён гангреной,и взошла звезда Полынь.Беззащитный, одинокийв прах уходит старый год...Люди пели в караоке,попадая мимо нот.И О ПРИРОДЕПсина лает, ветер носит,буря мглою кроет кров.Урожай заплодоносил,вечер весело багров.Птицы мечутся беспечнонад простором и вообще.И дорогой безупречнойслед Луны на Иртышеуказует в бесконечность,что венчает Млечный Путь.На песке лежит конечностьчья-то задняя. И пусть.Где-то лошадь игогочет,где-то клёны шелестят,где-то мирно дремлет кочет,где-то лунь сожрал утят,где-то сом хвостом виляет,где-то свищет соловей.Как прекрасен мир бываетбез каких-то там людей.ОДИН ЛИШЬ РАЗДуша стремилась летать свободно,подобно птице.Душа хотела быть беззаботнойантичастицей.Она парила, она искрилась,была красивой.Но предложение приключилосьна перспективу:«Ты будешь выше летать, душа,смелее, звонче.Ты станешь чудо как хороша,мой колокольчик.Я подарю тебе новый мир,сегодня ночью.Один лишь раз шелохни эфирвот в этой точке».Античастица была легка,не слыла кичливой:«Вот здесь? Легко. Всё, пока-пока.Бывай, счастливо».Король частиц душу проводилотцовским взглядом.Монада летала средь могил,паривших ядом.Она привычно струила свет свойантичастичныйнад Стиксом, новеньким путь домойосвещая лично.Душа летела над переправойчуть охромело.И мир, конечно, качнулся вправо,качнувшись влево.***Да скифы мы и где-то азиаты,про то писал ещё, известно, Блок.Нам Горбачёв и Ельцин — супостаты.А Сталин — бог. И Путин тоже бог.Традиции святого византийствахраним в груди, духовности полны.Шаг вправо — пресечём детоубийство,шаг влево — лижем руку сатаны.Чтим память, ежегодно карнавалявойну и всем обидчикам грозясь...Деды свободу нам отвоевали,а нам свобода нахуй не сдалась.ПРЕДГРОЗОВОЕЛежит, потрескавшись, земляна огороде.Июль, в кармане три рубля.Жизнь на природене терпит роскоши и трат -не в ресторане.Чего застыл в нирване, брат,как иностранец?Да ладно, тридцать пять в тени -не минус сорок.Сахарский климат искониберберам дорог,далеким всяческих валгалл.Жираф там бродит,изысканный, как мадригал.Не стонет, вроде.Так соберись же, тряпка, неуподобляйсяунылой северной чухне,не знавшей сальсы.Ты сибиряк, такой расклад,а это значит,что не страшны ни зной, ни гради ни Версачетебе. И пусть звенит жаранад огородом —придут прохладные ветра,что с кислородом.И женщина к тебе придёт,и денег в меру...Молчи и веруй, рифмооплёт,молчи и веруй.ВРЕМЕНА ГОДАКак ничтожно мельканье времёнгода, если годов накопилосьстоль, сколь многим уже не снилось.Да и сам веришь в возраст, как в сон.Майский жук превратился в жукаиз события нескольких вёсен,где он был то прекрасен, то грозенто исследователен слегка.Гром — не выпад волшебным жезлом.Это просто явленье природы,озонирование кислорода,а не битва магистров со злом. .Первый тонкий осенний ледокне становится поводом к счастьюподкатиться подошвами к Настеили к Сашке. Нет тех уже ног.Лишь зима остаётся зимой:тёмной, долгой, почти бесконечной,но без зимних каникул беспечных.И шампанское пахнет тоской.
-
Категория
Книги -
Создана
Пятница, 23 февраля 2024 -
Автор(ы) публикации
Михаил Лебедев