Французский писатель Ромен Роллан написал эссе «Над схваткой» в период 1914—1915 годов, осуждая шовинизм и националистические настроения, которые приводят к бесконечным конфликтам, и задавая риторические вопросы вроде: "Нужно ли, чтобы сильнейший всегда мечтал давить других своей надменной тенью и чтобы другие постоянно соединялись для борьбы с ней? Неужели никогда, до полного истощения человечества, не будет конца этой кровавой ребяческой игре, в которой партнеры каждое столетие меняются местами?" Клеймя войну, он всего лишь пытался остановить неостановимое "единодушие стремления к войне у всех народов... Нет ни одного среди лучших представителей каждой страны, кто не провозгласил бы и не был убежден в том, что дело его народа есть дело божье, дело свободы и человеческого прогресса..." Роллан резко осудил милитаризм и национализм, призывая к единству народов Европы. Эссе вышло в 1915 году и раздражило немалое число оппонентов, среди них писатель Герхарт Гауптман, обвинивший Роллана в отсутствии понимания политических реалий, публицист Анри Гильбо, возразивший против идеи нейтралитета во время острого конфликта; синдикалист Ж. Мениль считал, что пацифистская позиция Роллана могла быть интерпретирована как отказ от активного противостояния агрессии; даже свой брат пацифист, поэт Ж. Пиош, и тот был возмущен роллановской риторикой. В общем, получился скандальчик, впрочем, в чем-то сработавший в его пользу при присуждении ему Нобелевской премии в том же году. Дескать, гуманизм без границ — это самое “то”, а что нельзя примирить волка и овцу, так ведь и овца не самым вегетарианским образом вела себя при нападении.

Игорь Ротарь — профессиональный журналист со специализацией в этнических и религиозных конфликтах, человек, побывавший во всех пост-советских "горячих точках" (и список стран и регионов действительно внушителен). Проделанное им впечатляет, а маршруты поездок поражают. В книге с симптоматичным названием "Хороших русских не бывает" автор стремится к беспристрастности и объективности, при этом неоднократно манифестируя свою позицию: он однозначно на стороне Украины. Путешествуя по стране, он пытается составить непредвзятое мнение о воюющей стране. Лично я, как человек, неоднократно посещавший Украину до и однажды во время войны, могу засвидетельствовать, что страна заметно изменилась, проходя через травматические фазы и вырастая в процессе, поэтому такие "моментальные снимки", безусловно, необходимы, если мы хотим хоть что-нибудь в ней понимать. Тем не менее, при всей заявленной беспристрастности, И. Ротарь в своих маршрутах тяготеет к западным областям, то есть к относительному тылу, а в своих опросах общественного мнения отдает численное преимущество сомневающимся, обиженным на Украину или откровенно пророссийским респондентам, от таксистов (ох, уж эти всезнающие таксисты, барометр общественного мнения!) до волонтеров, от гражданских до военных.

Я не могла отделаться от ощущения неуловимого смещения: вроде бы картинка и похожа, но что-то не так. Внезапно я поняла: язык! Снова язык. Автор, вполне естественно, выбирал для своих опросов тех людей, которые общались с ним на русском, a таких в сегодняшней Украине меньшинство. Таким образом, мы имеем дело с "selection bias", систематической ошибкой отбора, гарантирующей систематический же перекос выводов. Неудивительно, что проблемы перевешивают. Они же формируют синтаксис книги. Перевес почти незаметный, но семантика решает все. Вот например, что бы вы запомнили, услышав следующее: "Но хотя рейтинг Зеленского и снижается, его и сегодня поддерживает большинство населения"? Я лично запомнила первую часть предложения и это самое "но".

Автор, анти-имперец и либерал, действительно желает Украине победы, желто-голубая обложка книги говорит сама за себя, но вот оттенки подводят. В попытках представить полную, объективную картину болевых точек, от исторических, вроде волынской резни, до современных, вроде проблемы дезертирства, автор представляет тяжело больную страну, пациента, который скорее мертв, чем жив. Такая тенденция характерна для молодых врачей, радующихся обнаруженной патологии и легко склоняющихся к хирургии, не заморачиваясь терапией и реабилитацией.

Похоже, та самая, в начале упомянутая роллановская позиция "над схваткой" не срабатывает в горячей фазе войны, какими бы добрыми намерениями ни руководствовался пишущий, тем более, хорошо владеющий пером и безусловно понимающий силу печатного слова профессионал. Неудивительно, что И. Ротарь попал в черные списки и в Украине его не очень жалуют. И. Ротарь действительно обижен таким неприятием: "Разве это [статус российского журналиста "с опытом поездок в Крым"] повод записывать во враги человека, который против российской агрессии, возмущен гибелью в результате действий армии РФ мирного населения?" Честно говоря, трудно представить себе, что он не лукавит в своем недоумении. Как трудно представить себе, скажем, визит Ромена Роллана в окопы после публикации его пацифистского воззвания. Люди, сражающиеся за жизни свои и своих близких, за дом и землю, вряд ли стали бы вступать в дискуссию. Подозреваю даже, что они могли бы проявить самую настоящую агрессию по отношению к доброму Нобелевскому лауреату.

В Украине немало проблем, но дело тут не в заметании их под пресловутый ковер. Дело в том, что украинские проблемы будут решены не российским протекторатом, а самими украинцами после их победы. Дело во внутренней свободе, которую уже не задушить и которая является тем самым признаком принадлежности к Европе —которая так бесит россию. Я написала с ошибкой, как и одна из респондентов автора. Надо бы с заглавной буквы. Но— больше не могу.

Кстати, вопросу языка в книге уделяется довольно много внимания. Цитирую И. Ротаря: " До начала так называемой СВО [СВО??? — Г.И.] я неоднократно бывал на тогда еще локальной войне в Донбассе. В то время, действительно, почти половина жителей восточной Украины с симпатией относилась к России. Но никакой ненависти к русским не испытывали и убежденные сторонники украинской независимости [русские ведь не врывались еще в их дома— Г.И.]. Я без проблем говорил на русском даже в Западной Украине, и никто ни разу не упрекнул меня в российском происхождении. Увы, похоже, сейчас ситуация изменилась кардинально".

В этой фразе меня поражает только междометие "увы". Наблюдая за трансформацией отношения к государственному языку жителей Украины (именно так, не этнических украинцев, а граждан многонациональной Украины), могу засвидетельствовать, что путинская агрессия довершила процесс, который длился годами. С первых дней полномасштабной войны вся Украина, в том числе и выехавшие за пределы страны беженцы из прежде русскоязычных регионов, говорит на государственном языке, освобождаясь от травматического триггера—языка захватчика и насильника. Таким образом, вопрос языка решился сам собой, и больше такого вопроса в украинской повестке нет. Когнитивного диссонанса как не бывало, и "гибель русской культуры в Украине" волнует исключительно русскоязычных аутсайдеров — и либеральную оппозицию, и так называемых "зарубежных соотечественников", то бишь старые анклавы диаспоры в Европе и Америке. Они страстно муссируют тему, надеясь на реставрацию общественного мнения и не понимая, как далеко ушли молодые украинцы от принятия "мягкой" оккупации. Объективные причины для искусственного раздувания этой повестки, в общем-то, понятны: они хоть немного, но оправдывают вторжение для стороннего/неискушенного наблюдателя, чем льют воду на российскую ("СВО"-шную) мельницу.

Интересно, что в частях "Под властью Кремля", содержащей очерки о ДНР/ЛНР и Крыме, и "Предтечи катастрофы", о войне в Приднестровье и в Чечне, автор действительно занимает вполне определенную антироссийскую позицию. Я склоняюсь к мысли, что в момент написания книги автор не был готов принять тот кардинальный отход от советских и пост-советских тенденций, которые ему довелось наблюдать в Чечне и Таджикистане, Грузии и Приднестровье; вот так и попали все вышеназванные регионы под одну обложку с сегодняшней Украиной. Украина действительно стала другой, по большому счету суверенной страной, и этот сдвиг парадигмы, наверное, самый сложный для принятия. Timing подкачал, и в дни полномасштабной войны автор оказался тем самым "хорошим русским". Безусловно желая добра, Ротарь подошел к современной Украине, европейской по менталитету стране, как к "украинской проблеме". Война в Украине — это не региональный конфликт, и хотя многие ее проблемы унаследованы из недавнего прошлого, Украину не вернуть в российскую империю. Не удивительно, что шрамы на раненом эго “сочувствующих” заживают с трудом, но безумно важно понять и простить эти боли разрыва.

Не могу не добавить, что к началу нацистской экспансии в Европе Роллан пересмотрел свою позицию, признав в конце концов, что настоящий художник не может оставаться в стороне от борьбы с тем примитивным варварством, которое узаконил фашизм. Это показывает его эволюцию от абсолютного пацифизма к осознанию необходимости активного сопротивления агрессии. Судя по заключительной части, Ротарь способен именно на подобную эволюцию взглядов. Жаль только, что счет сейчас идет не на десятилетия, как в ХХ веке, а на сутки. Сегодня, когда я пишу эти строки, в Украине заканчивается 1,173-ий день войны. Это очень мало для того, чтобы преодолеть обозначенные книгой реальные проблемы, но это безумно много, если мы поведем счет на разрушенные судьбы, стертые с лица земли города, на прерванные жизни — и патриотов, и обывателей, и политиков. Украина удерживает на плечах судьбу демократии в Европе, да и не только в Европе. Можно подойти и подставить свое плечо, а можно выступить в роли диванного теоретика по поднятию тяжестей и раскритиковать, что называется, до дыр. Пока еще можно сделать выбор. Пока.

ссылка на книгу:  Хороших русских не бывает. Записки репортера из воюющей Украины